«Чеченцы не стреляют в спину. Это чисто политическое, ФСБшное убийство»

Первым выступал человек, в доказанности вины которого сомневалась даже сторона потерпевших. Микрофон на тонкой ножке просунули в щель «аквариума» с подсудимыми; несмотря на невысокий рост, Бахаеву было неудобно говорить — к стойке приходилось то и дело наклоняться.

«Добрый день, уважаемые присяжные. Не буду утомлять вас долгими разговорами. Я думаю, вы все уже видели и слышали», — начал обвиняемый. Смерть Немцова на Большом Москворецком мосту Бахаев назвал «ужасным убийством, которому нет оправдания». «И не менее ужасно, с какой легкостью могут в этом убийстве обвинить невиновного человека», — сказал он.

Бахаев напомнил, что узнал об убийстве политика 28 февраля 2015 года якобы из новостей. «Ни до, ни после я не знал никаких подробностей. Мне кажется, я до сих пор не знаю о том, кто причастен к этому убийству. Мы обсуждаем это уже девять месяцев, и, по крайней мере, моя непричастность установлена совокупностью доказательств, которые мы слышали и исследовали. Когда я выбирал суд присяжных, я знал, что это восстановит справедливость, которая нарушена в отношении меня. От вас зависит моя судьба, судьба моих детей и моей семьи. Бог вам в помощь», — закончил он.

Младший из братьев Губашевых подошел к микрофону и признался, что волнуется. «В первую очередь я хочу принести извинения и соболезнования потерпевшим и извиниться за свои слова. Очень прошу вас передать мои извинения его близким. Я не буду говорить, что меня заставили оправдывать себя, но я хочу сказать, что не имею к преступлению никакого отношения. Вы, наверное, и сами это поняли, когда знакомились с этим делом», — сказал он и призвал в свидетели Бога, заявив, что его слова о покойном Немцове (вероятно, произнесенные на одном из допросов) на самом деле исходят от ФСБ.

Шадид перешел к сути предъявленных обвинений и рассказал присяжным, что ни с кем не объединялся в преступную группу, о существовании которой говорит обвинение, и не был знаком ни с Эскерхановым, ни с [Русланом] Мухудиновым. С Бесланом Шавановым (погиб при задержании. — Открытая Россия), утверждал Шадид, он познакомился, когда по просьбе Заура Дадаева встречал его из аэропорта. «Тогда я спросил его, торопится ли он. Он ответил, что не торопится. Мы заехали по пути на Кунцевский рынок, я забрал там дворники, которые заказывал. И все, я его на квартиру довез. После этого мы созванивались только когда Заур пропал», — вспоминал подсудимый. Присяжные слушали его без особого интереса; один из них листал тонкую красную книжицу.

Следующие пятнадцать минут Губашев рассуждал о нелогичности обвинения. Он рассказал, что поехал в Ингушетию, где его задержали, потому что Дадаев перестал выходить на связь; рассказал, что в его первоначальных признательных показаниях говорится, что он сидел на переднем сиденье автомобиля ZAZ, а генетические следы обнаружены на заднем; рассказал, что в его машину при изъятии подбросили какие-то вещи.

«Мое государство, Российская Федерация, великое, как говорят, государство и милосердное, обвиняет меня в таком... Это чисто политическое, ФСБшное убийство. ФСБ диктовало мне все то, что я говорил на следствии, что братья говорили. И теперь на меня, на простого человека, вешают это убийство», — горячился подсудимый.

Губашев не отрицал, что созванивался с «братьями»: «Мои братья могли попросить меня о чем угодно... Но не об убийстве», — осторожно добавил он после небольшой паузы и вновь перешел к абстрактным рассуждениям о зверстве расправы, совершенной «перед всеми охраняемым Кремлем» и о жестокости тех, кто «вешает» преступление на него. «Я не имею к этому никакого отношения», — повторял обвиняемый.

Шадид намекнул, что в случае обвинительного приговора подсудимые могут погибнуть в колонии, «как это произошло с нашим земляком» (речь идет о смерти Лома-Али Гайтукаева, осужденного по делу об убийстве журналистки Анны Политковской. — Открытая Россия). «Я не прошу, чтобы вы посчитали меня невиновным. Вердикт останется на вашей совести», — обратился он к присяжным и отошел от микрофона.

Старший брат выступил короче и эмоциональнее. Как только он начал речь, в зале заплакала круглолицая немолодая женщина в платке, — вероятно, родственница. «Я тоже хочу передать соболезнования от нашего имени матери Немцова и сказать ей огромное спасибо за то, что она вырастила такого мужественного сына», — обратился Губашев к стороне потерпевших.

Анзор рассказал, что уже на скамье подсудимых прочитал книгу Немцова «Исповедь бунтаря» и заявил, что политика убили именно за его мужество. «Аллах свидетель и Аллах мне судья, я по шариату и по всем законам готов нести ответственность за то, что сказал на допросе и за то, что по-настоящему совершил», — сказал он. Подсудимый вновь упомянул, что первоначальные показания давались им не по доброй воле.

Обвиняемый хотел рассказать про ситуацию с сим-картами и «боевыми трубками», но запутался в собственных мыслях. Также он упрекнул гособвинение в том, что их назвали уроженцами Чечни, хотя никто из них в республике не родился. Несколько раз Анзор упомянул следователя Краснова и сотрудника ФСБ, якобы присутствовавших при допросах, но судья его останавливал.

«Я полностью полагаюсь на Всевышнего. Я не имею никакого отношения к этому преступлению, вам хочу сказать большое спасибо за терпение», — сказал он присяжным и вернулся на скамью.

Судья Житников разрешил Эскерханову выступать сидя — мужчина до сих пор передвигаается с палочкой после травмы. Подсудимый садиться раньше времени не захотел.

«Спасибо за терпение. Я не буду вас утомлять. Всевышний видит, что я не совершал этого преступления. Я не пытаюсь донести это до судьи, до прокурора — это их работа сажать, палочная система, я их не осуждаю», — начал он, склонившись к микрофону.

За свою недолгую и эмоциональную речь Эскерханов призвал в свидетели Всевышнего не менее десяти раз. Он рассказал, что до этого процесса «верил, что в России есть правосудие», однако увидел, что люди садятся «по лживым обвинениям» и решил доверить свою судьбу присяжным. «Я такой же, как и вы. Я знаю, вы меня поймете. Я душой болею за свою страну и всегда болел, я понимаю обычного человека как самого себя. Я 13 лет отдал этой стране, и мне абсолютно не жалко», — убеждал он присяжных.

Роль в убийстве Немцова, отведенную ему обвинением, подсудимый назвал абсурдной: по его словам, с его образованием он «еле выучил русский язык», и поэтому не мог бы «как Джеймс Бонд» следить за Немцовым с помощью компьютера и говорить, куда он передвигается.

«Я никто против этой системы. Я вам могу поклясться. Клянусь всем, что у меня есть, что я не причастен к этому преступлению. Я просто не понимаю, почему меня разлучили с моей семьей. У меня семеро детей, с которыми я сейчас не вижусь. В чем я виноват? В том, что я чеченец? Извините, я не могу родиться заново. Я глубоко верующий человек. Я вам клянусь Аллахом, мне уже снится, что я пытаюсь попасть домой, мне мать открывает дверь, а там решетка, и я просыпаюсь», — перешел на эмоции Эскерханов.

Обвиняемый заявил, что «чист, как слеза ангела», и еще раз поклялся, что не убивал Немцова. «Я прошу вас, не берите грех на душу. Я просто хочу домой, к семье», — напутствовал он присяжных.

Предполагаемый киллер выступал последним. Он сказал, что его позицию по делу донесли адвокаты, и поведал присяжным притчу про мусульманского пророка Мухаммеда. В ней последователь пророка спас его от преследователей, завернув в ковер и унеся на плечах; когда на выходе из города стража обратилась к ученику с вопросом, что он несет, тот честно ответил, что в ковре Мухаммед. Стража, рассказывал Дадаев, не поверила и пропустила их. «Мухаммед спросил, почему его последователь ответил, что в ковре действительно он, ведь их могли схватить. Ученик ответил, что тот, кто врет — не умма Мухаммеда», — завершил рассказ Дадаев.

«Я вам одно хочу сказать: я не был на этом преступлении, на месте убийства не был. Мне очень стыдно за те показания, которые я дал на следствии, за свое малодушие. Может быть, я братьев пожалел. Но я не преступник», — обратился он к присяжным.

Дадаев вспомнил, что в прениях адвокат Немцова Вадим Прохоров рассказал притчу про имама Шамиля, который шел сдаваться. «Вы не закончили одну историю, Вадим Прохоров. Когда имам Шамиль шел сдаваться, он не обернулся, потому что знал, что чеченцы не стреляют в спину. Мы не тот народ, что будет убивать так», — сказал он.

«Я столько человек похоронил за Конституцию Российской Федерации, но не за этот беспредел. Вадим Прохоров, я отношусь к вам с уважением, но одного не пойму. Убили вашего друга. Адвокаты говорят, доказательства говорят, вся страна говорит, что подсудимые невиновны. Вы могли изучить дело, могли на что-то повлиять, но вам нужен только Кадыров. Но наш народ не строится на Кадырове и Адаме Делимханове. Мы приехали в Москву не для преступления», — обращался к адвокату Дадаев.

Присяжным обвиняемый посоветовал «быть на связи», чтобы их не обвинили в убийстве по причине того, что у них был выключен телефон. «Клянусь Аллахом, вам это пригодится. Сидите дома, воспитывайте детей и внуков, удачи вам, здоровья, счастья и любви», — сказал он и отошел от стойки.