Бывшие сотрудники Арама Габрелянова рассказали, как будут строить новое медиа

В интервью Znak.com Никита Могутин и Анатолий Сулейманов рассказали о конфликте Арама Габрелянова с Алексеем Громовым, о том, как Кремль давил на Mash, поделились, чем их проект будет принципиально отличаться от других СМИ, как они будут выстраивать отношения с силовыми структурами и будут ли вновь торговать эксклюзивами.

— Почему о своем уходе с прежних мест работы вы заявили одновременно? Вы хотели привлечь чье-то внимание?

Никита Могутин: Внимание?!

Анатолий Сулейманов: Смотри, как было в реальности. Мы не психанули, просто за неделю до этого мы (Анатолий Сулейманов, Никита Могутин, Александр Потапов и Рауль Смыр — прим. ред.) собирались и решили, что поступим вот таким образом в один конкретный день. Говорили друг другу, мол, чуваки, я пишу пост в Facebook. То есть не было такого, что мы хотели создать панику или запустить флешмоб. Честно скажу, меня немного колбасит, когда кто-то сейчас пишет: «Я тоже ухожу из Life». Думаю, что шефу (Араму Габрелянову — прим. ред.) это неприятно, потому что мы его таким образом подставляем. Хотя, если уж на то пошло, то мы его вообще подставили тем, что ушли.

— Ваши синхронные увольнения многие вслед за Арамом Габреляновым называют «бунтом на корабле». Daily Storm писал, что за несколько дней до вашего ухода у руководства News Media прошло совещание. Что случилось на этом совещании, если после него вы решили уйти?

А.С.: Совещаний было много, но на последнем мы сказали шефу, что уходим. Ему это было неприятно, но совсем неожиданностью для него это не было. Арам Ашотович [Габрелянов] спрашивал нас: «А вы уверены? Вы думаете, что вы сможете? А куда вы денетесь?» Шеф просто сказал, что мы мудаки и *** (геи). Это был честный разговор между мужчинами. Шеф имеет право говорить и писать о нас все что угодно, с нашей стороны всегда будет только уважение.

Н.М.: Очень многие вопросы у нас раньше [в Life] решались по понятиям. Я не мог не сказать Араму Ашотовичу, что ухожу из Mash. Мы же некое единое целое (хоть проект Mash и не относится к Араму Габрелянову), у нас было много общего в прошлом. Мы должны честно говорить о намерениях, потому это наши понятия. Нельзя играть втемную с человеком, который тебе близок, кто был твоим учителем.

— Складывается ощущение, что у вас, Арама Габрелянова и акционеров News Media сложился некий конфликт интересов. Это связано с тем, что акционеры стали против перезапуска Life в виде открытой платформы для авторов? Или конфликт в другом?

А.С.: У нас никогда не было конфликта с Арамом Ашотовичем [Габреляновым]. Недопонимание было с акционерами, да, когда те отказались делать новый проект. Я вчера в интервью Meduza на эмоциях жестко высказался про акционеров, это было неправильно. Но, если разобраться, то они имели право принять такое решение. Россияне же не хотят ни копейки платить за контент, поэтому надо понимать, что за него кто-то все равно должен платить, если не сам журналист, то акционер, чьи интересы придется учитывать. А если кому-то что-то не нравится, он всегда мог уйти. Вот мы и ушли.

— А как акционеры объяснили свой отказ перезапускать платформу Life в новом качестве, если, конечно, вообще стали объяснять?

А.С.: Мы хотели запустить открытую платформу с авторским контентом сразу, 8 октября, а акционеры предлагали делать все постепенно. То есть мы по-разному понимали идеологию проекта. Мы изначально хотели запустить такой проект на Life еще в 2015 году, у нас был готов даже дизайн, но сделать это в то время было нереально. А через год или два Яндекс запустил «Яндекс.Дзен». И вот мы, казалось бы, подходим к старту, а нам снова говорят: «надо постепенно».

— Анатолий, ты в журналистике давно, и ты реально верил, что можно запустить новый крутой проект под брендом Life, но без прежнего шлейфа, без читателей — ура-патриотов, без отсутствия какой-либо критики в адрес Владимира Путина и Рамзана Кадырова?

А.С.: Этот вопрос мы задавали друг другу. Мы мыслили так: у нас [на сайте Life] 20-23 млн уников ежемесячно, это чистый трафик, без накруток. Да, нас читали в том числе и ура-патриоты, да, вот такая аудитория собралась, это отдельный кокон, но ведь есть и кокон из людей, кто мыслит иначе. И эти люди в России сейчас не слышат друг друга. А мы хотели предложить площадку для всех, чтобы люди из разных коконов могли общаться, слышать друг друга. И, кстати, авторы с совершенно разными взглядами уже были готовы к сотрудничеству на одной площадке с названием Life.

— Ты пытался смешать масло с водой. И, если я все верно помню из курса химии, то это нереально. Хотя, химию я плохо знаю.

А.С.: Мне кажется, в химии есть такая возможность.

Н.М.: Во-первых, масло с водой смешать можно (смеется). Во-вторых, получился бы неплохой соус, м?

— Давайте вернемся к конфликту интересов журналистов и акционеров. Никита, полгода назад ты мне говорил в интервью, что твой Mash строго вне политики. И вот в сентябре появляется пост с призывом пойти на выборы со словами «голосуйте или проиграем», а еще все эти подробные разборы того, что из себя представляет пенсионная реформа, но ни слова о протестных митингах. Что изменилось?

Н.М.: Ничего ровным счетом не изменилось. «Голосуй или проиграешь» — это был стеб, не очень удачный, дебильный. Мы такое иногда любим (смеется). Пенсионная реформа… А как ты себе представляешь, чтобы мы это не трогали? Я тебе говорил зимой, что мы мимо политики, но за исключением тех случаев, когда политика вмешивается в жизнь простых людей. Мимо реформы пройти нельзя, а искусственно отворачивать лица людей от этого — ненормально и неестественно.

— РБК ты сказал, что продал 51% акций Mash, из этого я делаю вывод, что ты с течением времени все-таки стал владельцем контрольного пакета Mash, что хотя бы в теории дает тебе возможность самому руководить информполитикой твоего канала. Я пытаюсь понять, в редакционную политику Mash кто вмешивается? Габрелянов? Акционеры News Media?

Н.М.: Настя, я вот тебя сразу перебью, потому что мы наступаем сейчас с тобой на поляну, о которой я не могу все рассказать. Да, за редакционную политику Mash полностью отвечал я, но в России, как и во всем мире, есть устоявшаяся практика: если вдруг СМИ становится популярным, оно имеет влияние на людей, то в отношении него начинают искать рычаги влияния. Спроси у Аксаны [Пановой — шеф-редактора Znak.com], она тебе то же самое скажет.

В моем случае рычаги влияния оказались весьма простые. Можно один раз сказать «да», можно два или три раз сказать «нет», а еще можно не взять трубку, будто ты не видел звонка, можно бесконечно пытаться проскакивать между струйками. Но в какой-то момент ты понимаешь, что раз кирпичик, два, три, и вот уже есть здание, в котором ты не можешь больше жить, больше не по кайфу.

А если убрать все политическое, то Mash стал заложником своего формата. Как только мы начинали немного отходить от жанра новостей, сразу же нас начинали писать, мол, все, у Mash нет эксклюзивов, им не о чем писать.

Я честно задолбался, хотелось сбежать на Бали и делать всякие плохие вещи.

А.С.: Я тоже хотел с ним на Бали. Но потом решил, что надо обсудить новый проект.

— Никита, что это за рычаги? О ком ты говоришь? Есть версия, что все перестановки в Life и News Media произошли из-за вашего конфликта с Алексеем Громовым (первый заместитель руководителя администрации президента, курирующий информполитику — прим. ред.) и сложных отношений с Юрием Ковальчуком (основателем «Национальной Медиа Группы», куда входит NewsMedia — прим. ред.).

Н.М.: Ты знаешь мою позицию. Если человека нет здесь, я не могу о нем говорить.

А.С.: У Арама Ашотовича [Габрелянова] вообще нет конфликта с [братьями Юрием и Михаилом] Ковальчуками. А с [Алексеем] Громовым, да, конфликт есть. Очень долгий, затяжной. Это правда, это есть. И в лучшую сторону ничего не менялось. А Алексей Алексеевич [Громов] очень влиятельный человек, очень, с ним достаточно сложно спорить. Но это дело шефа.

— Арам Габрелянов в комментариях к посту на своей странице Facebook написал, что «иногда даже умные и умудренные заражаются бациллой свободы», при этом «ребята не понимают, что абсолютной свободы не бывает. Подрастут — поймут». Вы подросли, но не поняли? Или изобрели внезапно способ, как может существовать со всех сторон независимое СМИ в нынешних реалиях страны?

А.С.: Мы знаем всю парадигму очень хорошо, поверь. Мы побитые жизнью журналисты (смеется). Есть моменты и будут, когда надо будет сто раз измерить, а только один раз отрезать.

Н.М.: Знаешь, мы вчера проезжали мимо зоопарка московского, и я вспомнил мультик «Мадагаскар», где из зоопарка сбежали лев, жираф, бегемот и зебра.

А.С.: Мы все понимаем, кто из нас бегемот, да, Никита?

Н.М.: (Смеется) Ага.

А.С.: Да, если серьезно, мы захотели немного больше свободы, чем было. Пока мы создаем проект на свои личные деньги, это дает нам возможность чувствовать свободу.

— Деньги когда-то кончатся. Что потом? Придется же искать спонсоров и снова учитывать их интересы, на рекламе вы не проживете, что очевидно. И это снова несвобода.

А.С.: У нас не будет большого полноценного СМИ, мы это понимаем. Сейчас есть финансовая группа, которая предложила нам сотрудничество. Она достаточно крупная, к медиа никак не относится.

Н.М.: Мы будем заниматься определенным видом рекламы, с котором сейчас никто не умеет работать в России, а мы умеем. Такого жанра рекламы вообще пока не существует нигде в мире. И такой рекламой уже заинтересовались.

— Что за финансовая группа и что это за магический вид рекламы такой?

Н.М.: То есть ты правда хочешь, чтобы мы сейчас тебе (пауза) ничего не ответили?! (смеется) Если да, то у тебя получилось.

А.С.: Это высшая степень нативной рекламы! (смеется)

— Сколько вы уже вложили в свой проект? Как между вами, Никита и Анатолий, Александром Потаповым и Раулем Смыром распределены доли в проекте?

А.С.: Это не какие-то огромные деньги. Доли разделены поровну: у Никиты, меня, Рауля [Смыра] и Саши [Потапова] по 25%.

Н.М.: Я вот, например, пасту на обед по акции взял (смеется).

А.С.: Мы ехали к тебе на встречу и думали, где ее назначить. Никита говорит, вот на улице Льва Толстого есть ресторан, а я ему отвечаю: «Ты че? Мы его сейчас вообще не потянем».

— Я повторю свой вопрос, сколько вы вложили в проект?

А.С.: Мы чертовы стартаперы с рюкзаками за спиной и самокатами.

Н.М.: Нам не хватает денег на смузи.

— Окей, а каким будет ваше СМИ? Мне бы не хотелось развешивать ярлыки, мол, кто-то провластный, а кто-то оппозиционный. Но все же вы себя как видите?

Н.М.: Самое свободное, что есть — это рок-н-ролл. А последние несколько лет на медийной поляне — гребаный концерт в консерватории, где музыканты пятого состава то и дело рвут струны и играют фальшиво. Тягомотно и скучно. Мы хотим навести рока. Пошуметь можно тупо, но я предпочитаю умный рок.

А.С.: Мы с Никитой в этом отношении разных взглядов. Я чуть более консервативный. Не знаю, а мы оппозиционны или провластны, если хотим в нашем проекте иметь возможность задать вопрос и [главе Росгвардии Виктору] Золотову и [Алексею] Навальному? Если условный человек выяснил, что есть проблемы с тендерами, например, в Росгвардии, то почему этот «кто-то» оппозиционер, он же по логике-то патриот? Я хочу спросить Виктора Золотова: «А что у вас за хрень с тендерами?»

С другой стороны, я бы хотел задать вопрос Навальному: «Слушай, чувак, ты за два месяца объездил много европейских стран. Ты как эти деньги заработал? У тебя есть претензии к детям чиновников, тогда почему твоя дочь [Даша Навальная] ездит в лагерь за 600 тыс. рублей? Почему бы ей не быть в лагере подешевле? Есть ли у тебя как оппозиционера моральное право на такое?

— А формат какой? Сайт, YouTube-канал, Telegram-канал?

Н.М.: Сейчас, погоди! (Смеется, пытаясь делать нарочито плохой акцент) All in one cross integration media (СМИ, в котором есть все — прим. ред.). Мы будем работать реально со всеми существующими видами платформ. Тут важно другое. Я не верю в новости как информацию, как обычные слова, я верю, что сейчас наступило время реакции, время всего «пост». Сейчас время, когда надо уметь заметить не столько само событие, сколько показать реакцию людей на него. Кто это может, тот и властвует умами.

— Сколько человек уже сейчас в вашей команде?

А.С.: Человек 15-20. Когда разовьемся, примерно через полгода, то будет около 50.

— А кто эти люди? Насколько я знаю, что из Mash уходили продюсеры за тобой, Никита.

Н.М.: Честно скажу, уход с Mash — это моя личная история. Если вдруг с Mash что-то будет не так, то я буду чувствовать свою капец какую вину, это как будто я ушел из дома, а ребенок умрет с голоду.

— Как планируете выстраивать отношения с силовыми структурами, администрацией президента и кураторами оттуда?

Н.М.: Такой типично региональный вопрос. Типа у тебя еще *** (ничего) нет, но ты уже думаешь, как будешь выстраивать отношения с АП. Первейшее для любого регионального медиа — это выстроить отношения с АП, а потом начать жить комфортно. У нас такой задачи нет.

А.С.: А никак не будем. Кто нас будет замечать? Мы нулевой проект.

— Слушай, Никита, ты когда Mash создавал, тоже казалось, что будешь делать что хочешь, а потом начались звонки из Кремля. Здесь же то же самое будет.

А.С.: Что касается силовиков, то есть одно правило. Если мы с ними сотрудничаем, у нас партнерские отношения…

Н.М.: В смысле мы сотрудничаем?

А.С.: Я говорю про партнерские отношения. Если мы узнали, например, что какой-то пьяный полковник бегал по детской площадке в чулках и размахивал табельным оружием, то мы даем силовикам возможность обдумать все и дать внятный комментарий. То есть мы даем им возможность выжить перед тем, как начнется информационная бомбардировка. Если же у нас нет партнерских отношений, то мы выдаем новость сразу, и у силовиков нет возможности вдохнуть, они будут просто обтекать. Это честно.

Н.М.: Мы обещали не рассказывать эту историю [про полковника] (смеется).

— Это шантаж. Взамен что будете брать? Как и прежде делал Life, эксклюзивы?

А.С.: Ну, если у силовиков что-то есть, интересная история, то, да, они должны будут нам об этом сказать. А мы уже можем согласиться или нет писать об этом. Каждый преследует свои цели. Разве не так?

— Продавать полученные так эксклюзивы продолжите? Сотрудничать с редакциями СМИ в таком формате?

Н.М.: Нам для начала надо заново выстроить поток эксклюзива. Но когда появятся предложения, то мы, естественно, не откажемся от денег. Пока нам придется соревноваться с Mash. Пока шанс поражения высочайший.

А.С.: Мы хотим наладить работу с пользовательским контентом, который тоже намерены продавать.

— Как будет называться ваш проект?

Никита Могутин и Анатолий Сулейманов в течение минуты молча переглядывались.

А.С.: Понимаешь, у нас есть название, но пока мы не можем озвучивать его. Это необходимо, чтобы у нас не купили домен, который мы хотим. Потому что домен с созвучным названием стоит 2 млн рублей, а тот, что хотим купить мы — около 200 тыс. рублей. Мы можем сказать пока, как называется наше юридическое лицо.

Н.М.: Очень гейское название! (смеется)

А.С.: Да с чего ты взял, что оно гейское?

Н.М.: Вот, Настя, четыре мужика собрались и сделали ООО, назвав его…

А.С.: ООО «Четыре кота».

— А что в нем гейского? Коты же не обязаны, так скажем, любить друг друга.

Н.С.: Толь, ты видел лицо нотариуса, когда она зачитала название ООО «Четыре кота»?

А.С.: Нотариусом была женщина, которая приближается к тому приятному возрасту, когда у нее по-любому есть кот или кошка, так что все нормально.

— Когда вы официально запустите свой проект?

А.С.: Пока не будем загадывать. Это вопрос нескольких месяцев.