Почему в Екатеринбурге власть сдала назад

Промежуточная победа защитников городского сквера в центре Екатеринбурга заставила многих из тех, кто раньше ничего подобного не замечал, заговорить о том, что гражданская самоорганизация в России снова набирает обороты. В тот момент, когда пишется колонка, в четвертом по населению мегаполисе страны демонтируют забор на месте предполагаемого строительства нового собора и ищут для культового сооружения новую локацию – это будет уже четвертая попытка «восстановить» собор Святой Екатерины. Хватило примерно недели демонстрации упорства и готовности продолжать борьбу, несмотря на жесткие задержания и аресты.

За эту неделю, прошедшую с начала протестов 13 мая, состоялось несколько знаменательных событий. 15 мая мэр Красноярска, где тоже собирались строить церковь за счет городского сквера, объявил о том, что строительство отменяется; проект проиграл публичные слушания с разгромным счетом еще раньше, но с объявлением решения до сих пор медлили. 20 мая администрация Челябинска сообщила, что откладывает рассмотрение решения о строительстве часовни в одном из скверов (им тоже были недовольны граждане), прямо сославшись на необходимость сперва изучить опыт Екатеринбурга. В Ульяновске не стали пренебрегать недовольством жителей по аналогичному поводу и решили провести опрос. В Петербурге активисты успели организовать и провести 20 мая протестную акцию против строительства (предположительно) храмового комплекса в Южно-Приморском парке. Полиция лишь наблюдала за происходящим, а представители РПЦ вышли к протестующим с примирительными утверждениями, что на огороженном пространстве проходит лишь благоустройство территории – никакой стройки. Интересно, что все перечисленные города, кроме Ульяновска, – миллионники из топ-15 российских городов.

У жителей каждого из них свои причины возражать против строительства культовых сооружений в уже освоенном месте: где-то просто отчаянно не хватает зелени в центре, где-то планировавшаяся стройка разорвала бы зеленый коридор, структурирующий пространство города; где-то место, на которое претендуют строители церквей, имеет для горожан самостоятельное символическое значение. По данным Синодального отдела внешних церковных связей РПЦ, в России открывается примерно по тысяче храмов в год. В одной только Москве за 2018 г. построено 25. На этом фоне количество конфликтов, вообще говоря, не поражает воображение: компания «М 13» подсчитала, что за последние пять лет против строительства церквей протестовали в 28 регионах, всего таких случаев было 39 (шесть в Москве, три в Петербурге, в четырех городах по два) – по крайней мере, такое количество эпизодов попало в СМИ. Но похоже, что недовольство возникает всякий раз, когда РПЦ претендует не на пустырь и не на восстановление заброшенного, а на пространство, которое символически уже принадлежит какому-то городскому сообществу.

Почему вдруг местные власти так легко идут на попятный? Ведь началось все с довольно жесткого разгона протестующих и конвейерной штамповки административных арестов в судах. Больше, чем сам (вполне возможно, что временный) успех протеста, о ситуации говорит разнобой между разными участниками событий со стороны власти. Глава городской администрации сперва по президентскому слову бросается заказывать социологический опрос (мера, вызвавшая возмущение социологического сообщества по множеству веских причин), потом передает в городскую думу предложение по организации референдума. Губернатор области предлагает горожанам обсудить альтернативные места стройки. Митрополит Кирилл выступает с просьбой к фонду, финансирующему строительство, убрать забор, послуживший спусковым крючком конфликта, – и предприниматели, финансирующие фонд, так и поступают, не дожидаясь результатов тех игр, которые ведут игроки при государственных должностях. При наличии громкого резонанса – по данным «М 13», ситуация в Екатеринбурге привлекла к себе больше внимания прессы, чем все аналогичные протесты, вместе взятые, – никто не хочет оказаться крайним, ответственным за некрасивую картинку в информационной картине дня. Тем более что свою банку керосина в огонь не преминула подлить официозная пропаганда, бросившаяся сравнивать городской протест в нестоличном городе аж с целым майданом. Никто из вовлеченных не контролирует ни степень жестокости, с которой будут орудовать Росгвардия и полиция, ни безобразия в судах, ни количество и содержание глупостей, которые наворотит официозная пресса в условиях невозможности попросту замолчать события. Никто из вовлеченных не ожидает, что центр согласится разделить хоть грамм ответственности за происходящее или хотя бы откажется от соблазна сделать их козлами отпущения там, где они не имели никакого влияния на события.

Представители власти на местах легко раздавливают одиночек и смело преследуют записных оппозиционеров, зная, что в этом центр их поддержит. Но теряются при столкновении с проявлениями гражданской солидарности, когда они получают поддержку в виде медиарезонанса.