«Мы знали, что все тянется от Пригожина, «повара Путина»: полная версия интервью с экс-сотрудником «фабрики троллей»

«Спрашивали, как отношусь к России и Путину»

— В вашей трудовой книжке написано, что вы работали в ООО «Агентство интернет исследований» и ООО «Интернет-исследования». Это так?

— Да. По факту, это одна и та же организация. Но после выхода статьи «Ольгинские тролли», ребята решили немного зашифроваться, и был сделан такой ход: одно юридическое лицо закрыли, а открыли другое, и сотрудников стали массово переоформлять.

— Как вы начинали работать?

— Вначале я работал удаленно. Но когда я попал туда, то увидел огромное здание (улица Савушкина, 55 — прим. Дождь), в котором кажется 4 или 5 этажей, и оно полностью забито, в каждом кабинете сидят люди, делают свою работу… Тогда я понял масштабы. Я думаю, что там под тысячу человек сидело, может быть больше. Нужно понимать, что работа шла практически круглосуточно.

— Вы общались с теми, кто там работал? Как выстраивались эти отношения?

— Лично я особо не общался, потому что старался не связывать себя какими-то лишними узами. Меня волновал исключительно финансовый вопрос. Но там были хорошие ребята, с которыми я общался только на работе. Большинство объединялось в какие-то группы, которые вместе ходили курить, есть, о чём-то говорили. Не знаю, были ли у них какие-то связи вне работы, но потом уже стало известно, что такое очень не приветствуется.

Работали там, в основном, либо молодые, первокурсники-второкурсники, либо школьники старших классов. Или те, кто учился в каких-то колледжах или академиях. Были и взрослые люди, но их очень мало.

Много было адекватных людей, но многие мне казались действительно «промытыми», или со временем такими становились. Они откровенно оскорбляли Дождь, Навального, Меркель, Обаму. А на того, кто был с другой точкой зрения, массово накидывались, начинали переубеждать и на повышенных тонах общаться. Рукоприкладства никогда не видел, и чтобы из-за этого уволили тоже никогда не слышал.

— Расскажите подробнее про «иностранный отдел».

— Нужно было писать максимально живым английским языком. Норма была порядка 30 комментариев в начале, может, даже меньше, затем постепенно увеличивали. Но эти комментарии должны быть более развернутыми, живыми, какими-то интересными, там должна была быть прописана стратегия более четко.

— О чем вас спрашивали на собеседовании?

— Кто ты, откуда, что думаешь про Навального? Подписан ли на Дождь? Я всегда старался быть нейтральным, чтобы меня нельзя было вписать в их круг, но и нельзя было выписать оттуда. Я старался говорить, что читаю, но на митинги не хожу, деньги Навальному не «доначу», читаю Путина и Соловьева. Спрашивали, как отношусь к России и Путину. Какие-то банальные вопросы, на которые заведомо неловко было отвечать.

Когда я попал в английский отдел, то увидел, что там работают исключительно качественно, чтобы убедить людей. И в иностранном была особая подотчетность: там нужно было замерять реакцию. Реакция – это сколько тебе лайков поставили на твой комментарий. И должна была быть дискуссия.

— На каких сайтах вы оставляли комментарии?

— Был список СМИ, на которых можно было писать: The New York Times, Washington Post, региональные СМИ. Но CNN, например, не было. Там ты должен был находить политические статьи и те, которые считаешь интересными, на которые у тебя было что сказать. При этом мы должны были знать ники друг друга. То есть нельзя было подписываться, комментировать сообщения других людей из твоего отдела, и нельзя было, допустим, писать только на Washington Post и ничего не писать на The New York Times. Нужно было везде по чуть-чуть и выдерживать достаточно высокую планку.

— Сколько у вас человек работало в одну смену? Около 15?

— Да, там было несколько смен, в том числе ночная. В ночную смену работало очень мало людей. Поначалу, мне кажется, в иностранном отделе не гнались за количеством постов, старались качественно работать. Там было такое пренебрежительное отношение к русскому отделу — там сидят боты, тролли, а мы формируем повестку у иностранцев, мы на это влияем. Была цель — повлиять на мнения, вывести на дискуссию. Аргументирование не только: Обама — обезьяна, а Путин — молодец. Такого не принимали, за это штрафовали даже.

— Что обсуждалось в комментариях? Какие были задачи?

— Была общая идея. Эта стратегия включала в себя набор из самых острых проблем США — разрешение на ношение оружия, проблемы сексуальных меньшинств, республиканцы/демократы. Основная идея была в том, что у нас есть общее видение каких-то взглядов, но нужно было не всегда писать, допустим, о том, что республиканцы — молодцы, а демократы — фуфло. Надо было всегда стараться раскачать лодку. То есть вызвать какое-то брожение, недовольство, вывести на негатив. Если под статьей про республиканцев писали, что республиканцы молодцы, нужно было как-то выйти на демократов и сказать, что они лучше, а республиканцы нехорошие. И наоборот. Здесь именно нужно было вызвать спор и негатив. В The New York Times, Washington Post иногда доходило до нескольких десятков тысяч комментариев, нужно было все это просмотреть и понять общую тенденцию. Проблема еще в часовых поясах. Когда ты комментируешь по российскому времени, американцы уже все спят, и там никакого брожения нет. Поэтому большая прерогатива была ночным сменам. Я работал какое-то время в ночную смену, мне так было с учебой проще совмещать.